Манифест гедонизма (размышления о романе Оскара Уайльда - Портрет Дориана Грея)

«Совесть — официальное название трусости»

Эту фразу на страницах романа произносит один из главных персонажей романа, лорд Генри Уоттон, Уайльдовский Мефистофель, Принц Парадокса. Можно ли согласиться с этим заявлением? Как и большинство остроумных афоризмов Уайльда, оно располагает к полемике, являясь отображением гедонистических взглядов писателя и его героя.

С точки зрения гедониста, совестью прикрываются трусы и моралисты. Они оправдывают ею боязнь сделать что-то «не так», «неправильно». Она мешает им раскрыться как личностям и жить «полноценной жизнью», дышать полной грудью, стремиться к счастью и наслаждению. В этом случае память и совесть — ближайшие союзники, ведь так называемые «муки совести» тесно связаны с неприятными воспоминаниями. Дориана Грея мучила совесть (по большей части на первых порах его нравственного разложения). И зачем человеку такая обуза?

Но если не смотреть через призму гедонизма, совесть — это якорь спасения, знак того, что еще не все потеряно. Совесть не дает склоняться ко злу, заставляет человека пересматривать свои поступки, бояться причинить боль другим. Совесть — это своего рода внутренний голос, светлый человек, борющийся с огромным и требовательным «ХОЧУ».

В этом случае имеет место еще один парадокс Уайльда, озвученный лордом Уоттоном: «Лучший способ избавиться от искушения — это уступить ему». Как известно, новый гедонизм предполагает, что моральные принципы должны потесниться, если речь идет о наслаждении. Нравственность нередко заставляет бороться с собой, плыть против течения. Крайне трудно противостоять искушению, но альтернатива не слишком привлекательна. Поддаваясь ему, ты неизменно становишься на путь, основанный на принципе граблей: за первой уступкой всегда последует вторая.

Совесть, нравственность... Что было бы, если бы человек лишился и того, и другого? Чем бы он отличался от животных, только с более возвышенными чувствами и обостренным ощущением эстетики? Получается, эти неудобные «излишества» делают человека высшим существом, способным на борьбу и подвиги, созданным, чтобы знать Бога...

Незаменимый словарь Ожегова дает такое определение нравственности: «правила, определяющие поведение; духовные и душевные качества, необходимые человеку в обществе, а так же выполнение этих правил». Нравственность — это одухотворенность. Это вера, религия, или просто высокие, отличительные черты человека. Это нечто из той неуловимой, но исключительно значимой сферы, которая связана с человеческой душой. Лорд Генри сказал: «Душу лучше всего лечить ощущениями, а от ощущений лечит только душа». Другая фраза в романе гласит: «Душа у человека есть, это что-то до ужаса реальное».

Но что плохого в жизни согласно идеям нового гедонизма? Кто сказал, что принципы нравственности — единственно правильный путь? Почему бы не посвятить жизнь красоте и удовольствию, сделав ее яркой, богемной, фонтанирующей эмоциями?

Человек создан с чувством прекрасного. Как физиологически, так и психологически он стремится к наслаждению, удовлетворению своих потребностей и желаний. Это естественно и понятно. Однако существует большой риск переступить ту зыбкую грань, где кончается приемлемое и, если так можно сказать, нормальное, и начинается то, что уже именуется грехом.

Ты смотришь на своих хороших знакомых, творящих, что им в голову взбредет, лишь бы только не «законсервировать себя» и «жити на повну». Они не принимают религию и не понимают, почему им не следует жить в свое удовольствие, конечно, оставаясь при этом хорошими людьми и периодически творя добро. Что плохого в том, что ты пьешь, если тебе это нравится и если так делают все? Во все эпохи человечества люди находили массу изощренных способов жизни в свое удовольствие. Может, эта самая нравственность — слишком абстрактное и устаревшее понятие? Должен ли человек лишать себя радостей жизни только потому, что это, видите ли, безнравственно?

Есть мнение, что гедонизм — самая гуманная, и вместе с тем эгоистичная философия. Добро для нее — то, что приносит удовольствие, а зло — то, что несет в себе боль и неприятности. Этика на уровне инстинктов: как собака, которая любит того, кто ее кормит, и ненавидит, боится того, кто ее бьет и обижает. С другой стороны, почему добрые дела не могут приносить удовольствие? Даже столь модная сейчас благотворительность — не всегда же ею занимаются только ради пиара и поддержки собственного имиджа. Как-никак, в любом нормальном человеке есть чуткость к боли и проблемам других. Для многих удовольствие — сделать что-то хорошее нуждающемуся человеку, загнанному голодному животному и т.д. Если общепринятая идеология гедонизма в основном противоположна евангельской морали, то в этом случае она уже является ее союзником. Но творить добро — это обычно все-таки труд, а гедонист — человек-потребитель, живущий для себя, и ему в принципе несвойственно «напрягаться» и чем-то жертвовать.

В общем, гедонизм — не лучший способ сочетать нравственность с наслаждением и радостью. И если будущее Дориана Грея нас не устраивает, нужно поискать что-то другое.

Христианство — это религия удовольствия. Прежде всего, это радость и чувство защищенности от того, что твой Папа — Творец Вселенной. И при настоящей любви к Нему ты не только становишься действительно счастливым, но и видишь, что такая жизнь тебе нравится. И еще: любить Бога невозможно, не любя людей. Прелесть жизни не только в свое удовольствие заключается в том, что ты становишься счастливым, делая счастливыми других.

А как же все эти пугающие жертвы и послушание? Оказывается, все не так страшно. Личные отношения с Богом дают силу бороться с собственным эгоизмом и грехом. Христиане именно тем и отличаются от большинства людей, что готовы плыть против течения, хотя это и не всегда им удается. Склонность к гедонизму есть в каждом человеке. Но в нем также есть и Божий росток, способность откликнуться на Его слово. Если последовать за Ним, без особого труда увидишь, что в такой жизни не меньше счастья и удовольствия, только несколько другого рода. И у нее по-настоящему есть смысл, цель и будущее, длящееся вечность.