«Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало». Это точно – детский плач ни одна нормальная женщина выносить не может. Он напоминает ей о тех «золотых» временах, когда, услышав его сквозь сон, нужно было срочно вскакивать с постели, поскольку дитятко проголодалось. С того же времени любая мать может по оттенку звука почти безошибочно определить, что случилось и как ей действовать.
Вот из соседней комнаты доносится пронзительный крик – и она, забыв обо всем, бросается на помощь, зная, что дело плохо, ее сокровище упало, ударилось, поранилось или еще что похуже. Помню, однажды, возвращаясь на кухню после такой аварии, я по дороге подбирала то нож, то картофелину – хоть убейте, не помню, когда я все это выронила, услышав плач в детской.
А вот этот крик, хотя и не менее громкий, не заставит меня сдвинуться с места. Такой возмущенный вопль может означать только одно – у доченьки отобрали игрушку. Но я знаю, что моя крошка отлично умеет постоять за себя, и не удивлюсь, если скоро оттуда же донесется басистый рев ее старшего брата. В конце концов я, конечно, пойду туда проводить «разбор полетов» и воспитательную работу, но это совсем не так срочно.
Ну, а сейчас мне придется напрячь все силы – рядом раздается нудное хныканье, и конца ему не предвидится. Каждый уважающий себя ребенок умеет пользоваться этим оружием в борьбе за конфету, новую игрушку или чего ему там еще хочется. Он отлично знает, что нервы у мамы не железные, и, вполне возможно, она сдастся. И действительно, такое искушение есть, как и противоположное – отшлепать маленького вымогателя. Но ни то, ни другое тут не подходит. Единственно правильный выход – спокойно объяснить ребенку, что нытьем он никогда ничего не добьется, а потом (что гораздо труднее) твердо проводить эту политику в жизнь.
Так что, как видите, я достаточно опытная мама. Но однажды я все-таки растерялась. Сын вбежал в комнату, безутешно рыдая: «Мама, мама! Я не хочу быть старым! Я не хочу быть старым, потому что я не хочу умирать!» О-ля-ля, значит, мой уже малыш понял, что смертен, присоединившись в этом смысле ко всему роду человеческому. Он так плакал, что я не могла вставить ни слова.
Да, мало кто специально говорит об этом детям, но рано или поздно они сами сопоставляют известные им факты. И тогда взрослым приходится что-то придумывать. Помнится, в книге Чуковского «От двух до пяти» выходы предлагались разные: ребенку говорили, что это будет нескоро, или, что ученые позже что-нибудь придумают. А одной моей знакомой мама сказала просто: «Кушай борщ, и не умрешь!»
Но, к счастью, у меня есть кое-что получше. И, дождавшись паузы между рыданиями, я начинаю рассказывать сыну о вечной жизни, о золотом городе, куда Бог возьмет после смерти всех, кто любит Его. Конечно, я и раньше говорила ему об этом, но тогда это его не особенно интересовало и, как говорится, в одно ухо влетало... Другое дело теперь: сын впитывает мои слова, как губка, и, улыбаясь, еще с мокрыми глазами начинает выяснять подробности – например, как там с золотыми игрушками? Вечером, засыпая, он молится: «Бог, когда я умру, возьми меня к Себе в золотой город!» И я, слыша эту молитву, надеюсь, что она повлияет на всю его жизнь, сохранит от многих ошибок и действительно направит его путь к Богу... Дом затихает; я, глядя на уснувших детей, вспоминаю прошедший день и думаю – ну, а что бы я сказала сыну, не будь я верующей? Да и себе тоже...