О тех, кто в море

Для нас, ходящих по твердой земле, профессия мореплавателя, на первый взгляд, выглядит романтично и привлекательно. Что-то вроде круиза, за который не платишь, а получаешь плату. При близком знакомстве с моряками начинаешь понимать, что не случайно эта работа всегда считалась непростой, сугубо мужской.

О своем отношении к своей профессии мы надеялись узнать из откровенного разговора с молодыми моряками-христианами: штурманом Юрием Ананьевым, судовыми механиками Алексеем Заднепряным и Евгением Гаврилюком.

Чем морская профессия привлекла лично вас?

Алексей Заднепряный

Евгений Гаврилюк

Юрий Ананьев

Юрий: Мой отец работает в море. Он капитан. В детстве я ходил с ним, выполнял судовую работу. Когда поступал в мореходку, так получилось, что даже не выбирал. То есть, я сам толком не знал, чего я хочу от жизни. Единственная профессия, более-менее интересная в которой я себе представлял, что там нужно делать и такая, что я знал - буду получать более-менее нормальную зарплату - это профессия моряка.

Евгений: Насколько я себя знаю, никогда не был экстремалом. На мой выбор этой профессии повлияла, скорее всего, романтика. Я в душе романтик. Когда заканчивал 11 класс, толком не знал куда идти. Мой знакомый предложил: «Почему бы тебе не пойти в мореходку?» Почему бы и нет,- пошел… Сдал весьма неплохо экзамены, поступил - все в шоке были!

Алексей: Эта профессия привлекла меня, прежде всего тем, что за работу платят хорошие деньги и это - единственная причина, почему я хожу в море.

Судно - как маленькое островное государство со своими законами, иерархией, политикой. Как чувствует себя в этом государстве человек с христианскими убеждениями?

Юрий: Нормально. Мне, например, в одном рейсе повезло: были люди, которые так же как я интересовались Библией. Мы создали такую группку, где вместе читали, молились. И мне было проще. В последнем рейсе у меня такого не было, я был один верующий. Зато в экипаже были мусульмане, которым я пытался рассказывать о Христе. Но это - как другой мир.
В основном, люди неверующие не смотрят кто ты - христианин или не христианин. Никто там за это не угнетает, не насмехается. Для них это особого значения не имеет. Им важнее, проводишь ли ты с ними время, понимаешь ли их, открыт ли к общению. И я благодарен Богу, что мог им служить там.

Алексей: Как чувствует? Многое зависит от экипажа, от личных качеств самого человека, от его умения работать с различными типами людей. Я лично никогда не испытывал проблем в море из-за того, что я христианин. Меня по-разному воспринимали. Было и негативное отношение, но, чаще всего, положительное или нейтральное: ты христианин, - ну и на здоровье! У многих моряков вырабатывается такое правило в отношениях с людьми: «Не лезь в душу».

Евгений: Что касается работы на судне, в конечном итоге, все упиралось в то, насколько ты компетентен, как специалист. И, как раз, верующему приходится так или иначе держать марку, чтобы имя Христа не порочить. Благодаря такому отношению к работе, христиан уважают. Они, как правило, добросовестно относятся к своим обязанностям. К тому же не лезут в потасовки, не пьют и избегают общения с пьяными. С ними у начальства нет тех проблем, что с неверующими.

Что экипаж морского судна ценит больше всего?

Юрий: Очень много зависит от капитана, его политики. Его отношение значительно влияет на весь экипаж. Кто-то перенимает его манеры, ценности, а кто-то, наоборот, замыкается...
Скорее всего, на любом судне очень ценится общение, время, которое ты этому уделяешь. Например, один мой коллега подружился со мной благодаря тому, что я просто после своей вахты оставался на его вахте на час-два и разговаривал с ним или просто выслушивал его. В команде очень ценится, если ты просто умеешь слушать, потому что всем хочется выговориться. И хорошо, когда при этом ты еще и думаешь об этом, вникаешь, а потом можешь выразить по этому поводу свое мнение, честно и прямо, не уязвляя собеседника, уважая его таким, какой он есть.

Евгений: Об этом никто не говорил, но, наверное, каждый ощущал - очень ценилась сплоченность команды. Потому что в любой критической ситуации это играет важнейшую роль. Очень важно не паниковать, твердо знать каждому, что он должен делать и быть уверенным в том, что остальные тоже не подведут и сделают свою часть работы.

Что является важным в отношениях людей?

Алексей: Чрезвычайно важно нормальное отношение к работе всех членов экипажа, потому, что разгильдяйство одного ставит под угрозу жизнь других. И на судне очень четко чувствуешь эту взаимную зависимость друг от друга.
Например, у нас на судне по вине камбузной команды произошел пожар. Причина банальная - пьянка. Слава Богу, никто не погиб, но, случись это ночью, те, кто спал, могли задохнуться. На пароходе огонь и дым распространяются за считанные минуты. Последствия этого ЧП устранять пришлось всем экипажем. Был объявлен аврал. За двое суток нам пришлось вымыть и выкрасить заново весь камбуз, столовую. 
Во всем мире на судах из-за разгильдяйства, безответственности люди гибнут сотнями: горят, тонут, им отрывает руки, получают увечья...

Юрий: Экипаж - это такая маленькая семья, в которой совершенно не хочется чувствовать себя не у дел. Очень важно, как ты общаешься с этими людьми. Потому, что бывают ситуации, когда необходимо владеть информацией о том, что происходит на судне, может быть в какой-то его части. И если тебе никто об этом не расскажет, так просто, не потому, что они обязаны, а как другу, можно упустить что-то важное. В результате это скажется на твоей работе, и ты можешь попасть в нехорошую ситуацию. Лучший вариант - поддерживать со всеми хорошие отношения.

Евгений: Первое время, когда только попадаешь на судно, где все не знакомы, чувствуешь такую тоску и одиночество - страшное дело просто! Где-то с месяц это длится, пока не привыкнешь. Видимо, это каждый испытывает. И каждый ищет общения. И общение очень ценится. Когда после вахты собирались вместе, стоит пару слов кинуть, на любую тему - и уже пошло-поехало живое обсуждение...

Как влияет на человека однообразие обстановки среди замкнутого пространства?

Евгений: Пожалуй, каждый человек, попадая на пароход, испытывает какие-то изменения психики. Одни и те же лица, замкнутое пространство - все это накладывает отпечаток. И сам этого не замечаешь, - это обнаруживают другие, после твоего возвращения домой.

Алексей: Многие моряки называют судно добровольной тюрьмой.

Уж, коль скоро разговор зашел о трудностях, несколько вопросов на эту тему. Не возникает ли в рейсе желание забросить все и за любую цену оказаться где-нибудь на берегу, дома?

Алексей: Бывает. Особенно где-то к середине-концу контракта так устаешь физически, что хочется хотя бы на недельку домой: передохнуть, увидеть жену, родных, друзей, свою церковь, родной город, услышать родную речь, обсудить темы, о которых не говорят на судне.

Евгений: Ну работу механика легкой не назовешь. Трудно. Особенно в начале и середине рейса. Скучаешь. А ближе к концу как-то привыкаешь.
У меня последний контракт был на 7 месяцев, на контейнеровозе. Так за эти месяцы я по суше гулял не больше 10-12 часов. Очень длинные переходы и короткие стоянки в порту, во время которых приходилось очень быстро проводить работы по обслуживанию главного двигателя. Тут наваливаются все: мотористы, механики. Работа кипит, ключи летают. Спешка. Все на нервах! А двигатель еще горячий, не остыл - жара страшная. Некоторые от теплового удара сознание теряли...

Что сильнее всего «давит на психику»?

Алексей: Большое воздействие оказывают три вещи. Первая - оторванность от дома, от людей, которые тебе дороги. Вторая вещь - одиночество в замкнутом пространстве. Но это - в зависимости от атмосферы на судне. Бывает, в экипаже все между собой как родные. Тогда намного легче. Мой отец говорит: «Хочешь узнать человека - пойди с ним в море». Там хватает экстремальных ситуаций, где очень ярко проявляются недостатки человека. Так же, впрочем, как и его достоинства. И поэтому умение воспринимать другого человека вместе с его недостатками и достоинствами - это большое искусство. И если экипаж в достаточной мере обладает этим искусством, атмосфера нормальная, дружеская. Еще, что давит на психику - физическая усталость.

А как насчет остальных «прелестей» морского плаванья: штормов, качки?

Юрий: Приятно когда шторм только начинается, когда еще не качает, а только ветер усиливается. И думаешь: «Ну, сейчас начнется!»
На большом судне даже во время шторма чувствуешь себя уверенно. На маленьком - похуже. Хочется поскорее заехать за какой-нибудь «угол», где тебя перестанет качать. А если знаешь, что никакого угла поблизости нет!... (смеется) Единственное, что остается - ждать. А если судно старенькое и не знаешь, выдержит ли оно натиск волн, становится немного жутковато. Но с другой стороны, мне помогало то, что я доверял эти ситуации Богу и успокаивался: как будет, так и будет.

Евгений: Не знаю почему, но мне даже нравились шторма. Когда тучи нависают, волны поднимаются, какую-то силу чувствуешь в этом. Думаешь: «Ух ты! Вот Бог сотворил такую мощь!» Романтика...

Насколько актуальна сегодня, в XXI веке проблема морского пиратства?

Евгений: Пиратство есть, особенно в юго-восточных морях, проливах. Притом первобытное пиратство. Делают просто: стоят по курсу две лодки, без всякого шума, между ними - трос. Проходящее судно упирается носом в трос и тянет лодки за собой. Их прижимает по ходу к бортам, ближе к корме - там самое низкое место, оттуда удобнее всего проникнуть на борт. На нас не нападали, только потому, что мы очень быстро шли, лодки просто разбило бы об наш борт. Приходили сводки, что вот буквально вчера или сегодня в тех местах, где мы шли на кого-то напали. У нас принимались все меры безопасности: задраивались все люки, на палубу никто не выходил. Дежурили на палубе, один - на баке, другой - на корме, с фонариками, с рациями, каждые 15 минут докладывали на мостик обстановку. Потому что стоит пиратам попасть на пароход - все, сопротивляться бесполезно. Это серьезно. Нападения сплошь и рядом. Судовые компании, не желая рисковать людьми, дают указания без сопротивления отдавать налетчикам все, что потребуют: деньги, продукты, вещи...

Продолжая разговор о трудностях морской профессии, хочу спросить, не казалось ли вам, что большие деньги достаются моряку иногда слишком высокой ценой? 

Евгений: Конечно казалось! Мы их так и называем: «кровавые деньги». Кровь с мясом...

Алексей: В море люди ходят сугубо из-за денег. Стоит только сделать меньше зарплату - туда никто не пойдет. Тех, кто ходит из-за романтики очень и очень мало. Вся романтика заканчивается после первого серьезного шторма. Когда эта огромная «железка» скрежещет и ее изгибает во все стороны от волн и ветра. А если еще человек подвержен «морской болезни» и он сутками ходит зеленый, не может ни есть, ни спать и ему жутко плохо, (а ведь нужно еще и работать) то, после этого мало кто отважится пойти в море ради романтики.

Юрий: На судне самые большие «разборки» бывают по поводу двух вещей: зарплаты и питания. Люди живут в неведении: выплатят зарплату или задержат. Решают, может, стоит забастовку устроить...

Каким испытаниям веры, христианского характера подвергается молодой человек во время рейса? Как удавалось побеждать искушения?

Юрий: Сложности у меня возникали, но это как на любой работе. Это когда твои сотрудники собираются за столом со спиртным и речь их полна нецензурными выражениями, чувствуешь себя немного дискомфортно и не можешь до конца влиться в коллектив, стать для них своим, потому, что все на тебя смотрят как на отделенного человека, на белую ворону.

Алексей: Я тоже испытывал дискомфорт, когда у народа было застолье. Это искушение алкоголем, как возможным способом очень быстрого решения проблем: одиночества, усталости, депрессии. И я, как христианин, не мог себе это позволить. Или сексуальное воздержание. Был такой случай, к нам на судно около 20 путан пришло. Это было искушение. Люди уже несколько месяцев не видели жен. А тут им за 30-50 долларов предлагают молодых доступных женщин...
И еще одно искушение - сквернословие. Когда в море страсти накалялись, случалось, что я срывался и сквернословил. Я не оправдываюсь, - Бог знает этот мой грех. Меня это сильно угнетало.

Евгений: Я понял, что главное - не пускать мат внутрь себя, не пользоваться им даже в мыслях…

Юрий: Бывали ситуации, когда было очень страшно. Например, когда мне по работе пришлось лазить в балластные танки - очень тесные ржавые емкости, наполовину наполненные водой. А в это время над моей головой на палубу грузили металлолом. Иногда он срывался и пробивал листы обшивки. Грохот ужасный! Тогда я просто начинал очень громко петь христианские песни!
Была, например, еще такая ситуация. Один мой коллега решил надо мной подшутить и подарил эротический журнал, с ухмылкой ожидая моей реакции. Я, не долго думая, выбросил журнал за борт. Потом выяснилось, что этот журнал принадлежал одному из судовых начальников, который пришел потом со мной разбираться. Мне приходилось проявлять мудрость и осторожность в то время. Потом очень сложно у меня с этим человеком налаживались отношения. Он постоянно искал какие-то промахи в моей работе, докладывал о них капитану. И только к концу рейса мне удалось с ним подружиться.
А самое ужасное впечатление у меня было во время последнего рейса, в одном из портов Европы. К нашему судну подошла небольшая баржа. Такой себе магазин на плаву специально для моряков. Решили сходить, посмотреть. Мне как раз нужна была телефонная карточка, домой позвонить. Зашли внутрь. Низкое помещение. Кучи товара: носки, тапочки, мыло, одним словом, все, что необходимо моряку. Буквально протискиваешься между всем этим. И тут вдруг я поднимаю глаза - целый стенд порнографии. Для меня это был шок! Я никогда не представлял себе, что человеку, моряку нужны такие вещи! И наши ребята стояли, рассматривали, шуточки отпускали. Я поспешил уйти оттуда.

Как влияла на вас длительная изоляция от церковной общины?

Евгений: Мне очень не хватало живого привычного общения, которое у меня было в церкви.

Водное крещение в Тринидад-и-Тобаго

Юрий: У меня постоянно было желание найти общину верующих, прийти в порт и найти там церковь, любую церковь, чтобы меня там приняли как своего. И у меня были такие случаи в рейсах. Например, в Италии. Я нашел небольшую церквушку, был там на служении (это была католическая месса), общался как мог с прихожанами, служителем. Служение там было построено по-другому. Но для меня все это мелочи. Важно, что я мог помолиться с такими же верующими как я.
В Турции я заходил в православную церковь, принимал там причастие. Когда подошел к причастию, меня спросили на английском: «Вы христианин?». Видно приняли за какого-нибудь туриста. Когда я подтвердил, меня допустили. После служения мне уделили внимание, расспрашивали, показывали достопримечательности. Было очень приятно. Приняли как родного.
В последнем рейсе попал в церковь в Гваделупе, где были одни чернокожие, а я один белый. Во время служения на меня так искоса посматривали - чужак пришел. После собрания, которое проходило очень бурно, живо, ко мне подошли, предложили уверовать в Христа. Когда я ответил, что уже верую, они удивились: «Мы никогда не думали, что белые люди тоже могут быть верующими!»
А в Тринидад-и-Тобаго мне повезло увидеть, как одна маленькая община проводила крещение на морском берегу. Они были одеты очень ярко. Во время обряда разыгрывается целый спектакль. Тех, кто принимал крещение, с завязанными глазами подводят к кресту, укрепленному прямо в море, обходят его вокруг, потом человека окунают и затем повязка с глаз снимается при криках радости. Очень интересное зрелище!

Алексей: Если говорить о ярких впечатлениях, мне вспоминается самый первый рейс, когда я очутился в демократической республике Конго, в Африке и посетил церковь, где говорили на непонятном языке, кажется лунгалу. Вокруг все черные ребята, человек 600. Очень понравилась атмосфера, ко мне очень хорошо отнеслись. Церковь наполнена, яблоку упасть негде. При том, что в храме только голые стены и местами не хватало стекол, а перед служением заносили часы. Люди живые и радостные, буквально цветут, хотя идет гражданская война, и живут они намного беднее, чем мы. Я был в восторге.

Каждая профессия накладывает на человека свой отпечаток. Как повлияло море на вашу жизнь, характер? 

Евгений: Если честно, для меня вся та первоначальная романтика испарилась. Это просто работа. Я думаю, что меня море сделало более серьезным, более ответственным. И еще приучило меня к психическим и физическим перегрузкам.

Алексей: В море я повзрослел, научился серьезнее воспринимать жизнь, отношения с людьми. Научился отвечать за свои поступки и слова. Море приучило к дисциплине, судовому порядку.

На прощанье, что бы вы посоветовали тем ребятам, которые только готовятся выйти в море?

Юрий: Могу посоветовать то, что однажды посоветовал мне один знакомый, который был старше меня, лет пятидесяти. «Если есть возможность, - говорил он, - лучше найди работу на берегу, потому, что никакие деньги не заменят жене мужа, детям - отца». И я с ним согласен. Я, например, поставил себе целью найти такую работу. И море для меня является лишь запасным вариантом. Нужно постараться не искуситься большими деньгами, романтикой, подумать о тех людях, которые останутся ждать на берегу. Тут надо быть очень мудрым. А еще - чутким к голосу Бога, к чему Он призывает. Но это касается лишь тех, кто уже связал свою жизнь с Ним. Потому что главное в жизни - не профессия, а то, на каком месте в твоей жизни стоит Иисус Христос.

Евгений: Тем, кто будет работать в машине - набраться терпения, настроиться на тяжелую, рутинную работу. Боюсь что-либо советовать. Идти в море или не идти. Но морякам-христианам все же предложил бы не ходить.
Тому, кто уже отдал свою жизнь морю, чем дальше, тем тяжелее будет с этого «спрыгнуть». Они уже привыкают месяцами жить без семьи, семья - без них. Больше месяца дома не выдерживают. Меня такой вариант не устраивает, поэтому я тоже стремлюсь найти что-нибудь здесь, на берегу. Но если уж вы выбрали этот путь, будьте твердыми, удачи и с Богом!

Алексей: Морякам-христианам хочу пожелать Божьих благословений. Чтобы они даже в трудных ситуациях сохраняли свою веру в Христа. А тем, кто еще без Бога, я искренне советую обратиться к Христу и начать с Ним новую жизнь. Я никогда не жалел, что однажды принял Христа. Моя вера помогала мне не отчаиваться, не паниковать, терпеть, быть мудрым, твердым в принятии решений, их исполнении.