В шутку и всерьез

Человек человеку... кто?

Виктор Манжул

Человек человеку... кто?«То, что разъясняет этот профессор, куда невероятней, чем то, во что верим мы, бедные христиане».
Франсуа Мориак

«Труд сделал из обезьяны человека» - есть (или был?) такой очень научный постулат, в котором, зная обезьян, легко усомниться. Вообще эволюция - вещь забавная. Одних обезьян, наверное, трудоголиков и перфекционистов, превратила в людей, а других - например, в обезьяну ленивца. Ну не все обезьяны захотели работать!

Кстати, о работе. Владимир Войнович в своем сатирическом романе о солдате Чонкине, влагает в уста своего «туповатого» героя вопрос к эволюционисту Гладышеву, перед тем популярно объяснившему Чонкину, откуда (фауна!) и почему (слава труду!) мы произошли. Вот они, ответы на издревле мучившие загадки бытия, и какие еще могут быть после этого вопросы? А вопрос был такой: почему лошадь, вкалывающая гораздо больше обезьяны, не удосужилась пока превратиться в человека? На что селекционер Гладышев только сплюнул.

Чонкин, конечно, не семи пядей во лбу, и в смысле авторитета Дарвина, Геккеля и Лысенко с ним не сравнить (как, правда, и Фарадея и Максвелла, не веривших в эволюцию). Но, что касается разумности, то и дарвинизм в этом плане не блещет. Почему­то мало кого из адептов теории эволюции удивляет абсурдность утверждения, что божества этой веры - время и случай - из полного хаоса создали порядок, целесообразность, многообразие, жизнь и разум. Не зря Майкл Дентон назвал идею эволюции путем случайных процессов вызовом здравому смыслу. Конечно, легче (но не значит разумней!) в роли предка вообразить не лошадь Пржевальского, а, скажем, шимпанзе. А что - если ее побрить, одеть в костюм и научить хорошим манерам, то глубокой ночью ее вполне можно спутать с подвыпившим соседом.

Похоже, история науки так и не научила энтузиастов осторожно относиться к научным достижениям, открытиям, и, тем более, гипотезам (особенно эволюционной). Научный метод строится на опыте, который можно повторить и по результатам вывести закономерность. Теория же Дарвина находится вне опыта, поэтому остается дожидаться изобретения машины времени, чтобы проследить, как там шли дела в течение прошедших миллиардов лет. Получается, что ученые­эволюционисты, не отступающие от научного подхода в частностях, когда вопрос касается целого (мировоззрение, космология), покоятся - о ужас! - на самой настоящей вере.

Эволюционная теория сама подвержена эволюции. Современный постдарвинизм во многом отличается от модели, нарисованной Дарвином. Приходится как­то приспосабливаться к новым открытиям или их приспосабливать к теории. Но остается сама идея развития от простого к сложному при содействии времени и случая. «Эволюция - это превращение случайностей в обыденные явления» (Швебель). Это какое нужно иметь воображение, чтобы представить себе миллиарды лет и миллиарды же мелких и крупных случайностей и совпадений, создающих вселенную и жизнь на ней! «Остается лишь согласиться со значительностью этой задачи; сознать, что возможность самопроизвольного зарождения живых организмов невозможна. Но при этом вот они мы - результат, как я полагаю, самопроизвольного зарождения» (Джордж Уолд). Да, логично, ничего не скажешь. При этом главное условие совершенствования и развития - это отсутствие целенаправленности и разума. «Нет, нет, ничего божественного, никакой метафизики, все должно быть строго научно», - говорят сказочники от науки. Такова сила веры неверующих.

Так все-таки, человек - продукт игры слепых, но почему-то созидающих случайностей или венец Божьего творения, имеющий цель и смысл жизни? Между этими двумя позициями прин­ципиальная разница. Она во всем: в требованиях к человеку, его мотивации, степени ответственности и в подходе к человечности, нравственности, категориям добра и зла.

Посмотрим через призму этих мировоззрений (или, если хотите, религий) на два момента: ответственность людей перед Творцом (творцом) и отношение человека к человеку.

Итак, если человечество сотворено премудрым всемогущим Богом (и Он сделал это не просто так, а преследуя определенную цель), то Он, естественно, будет что-то требовать от своего творения, и оно оказывается подотчетно Ему (что вполне логично). А вот это далеко не всех устраивает. Для желающих избавиться от небесного надзора имеется теория о «забывчивом» Боге. Мол, Он после того, как произвел Вселенную, потерял к ней всякий интерес, удалился куда-то по Своим божественным делам и предоставил человеку полную свободу и независимость. И Творец есть, и ответственности никакой!

Но эта теория строится на голом умозрении, ее никак не привязать к науке и не сделать верой большинства. Надо исключить Бога вообще, придумать альтернативу разумному Создателю. И эту роль, сохраняя хорошую мину при плохой игре, стала выполнять теория эволюции. Так что приходится атеистам терпеть ее при всех ее недостатках и нелепостях, твердо помня, что «идея сильнее факта» (Ш. П. Гилман). Одной из таких нелепостей является убежденность в том, что такой невероятно сложный орган, как глаз, мог возникнуть в результате случайных процессов. Сам Дарвин писал: «Когда я думаю об эволюции глаза, меня бросает в холодный пот». Ну и что же, кого из эволюционистов это поколебало? У них атрофированные духовные очи: «народ слепой, хотя у него есть глаза» (Ис. 43:8).

Еще одна альтернатива Сотворению, хоть и не столь популярная - вмешательство инопланетян. Существует научная теория «направленной панспермии» о том, что жизнь на Землю занесена пришельцами из космоса. Автор этой теории - не кто иной, как нобелевский лауреат Френсис Крик (как известно, премию он получил за ДНК, а не за «панспермию»). Первооткрыватель «кода жизни» разделял мнение Фреда Хойла, сказавшего: «Возникновение высших форм жизни эволюционным путем так же вероятно, как то, что торнадо, пронесшийся по мусорной свалке, случайно собрал из отходов Боинг­747». В своей книге «Сама жизнь» он выдвинул еще одну модель появления жизни, на этот раз, при участии разума (пусть инопланетного, но только не божественного).

Тем, кого подкупает научная (якобы) основа эволюционной теории, следовало бы задуматься над известной остротой, что «эволюция - это на одну десятую плохая наука и на девять десятых - плохая философия». Но, похоже, их устраивает именно такой «творец». Он очень удобен. На суд к себе он не вызовет, за делишки и грешки не спросит, в ад не отправит. Поэтому природа, по сути, является безличным, безразумным «богом­творцом» атеистов, материалистов и эволюционистов. С чем их можно было бы поздравить, если бы было с чем поздравлять.

Но... избавившись, как ему показалось, от ответственности, человечество взамен приобрело огромнейшую проблему, усугубляемую этой злосчастной теорией, которая казалась палочкой­выручалочкой. Оказалось, что с помощью дарвинизма можно сняться с нравственных тормозов и оправдать любую жестокость и безнравственность. Именно последарвиновская эпоха принесла наибольшее число жертв войн, революций, геноцида и прочих злодеяний, оказавшихся в идеологическом плане детищем эволюционной теории.

Владимир Набоков в романе «Отчаянье» выводит образ нравственного урода. Герман, его персонаж, не верит в Бога. «Зеркала, слава Богу, в комнате нет, как нет и Бога, Которого славлю. Все темно, все страшно, и нет особых причин медлить мне в этом темном, зря выдуманном мире». Да, во внутреннем мире, где нет Бога, темно и страшно, и не воодушевляет мысль о высоком предназначении своей жизни - быть винтиком среди бесконечного количества звеньев в цепи эволюции (зачем?). Деградируя духовно, он доходит до преступления, убивает человека. А почему бы и нет? Ведь «если Бога нет, то все дозволено» (Достоевский). А потом, вполне логично, заканчивает безумием. В самом конце Герман рассуждает: «Предположим, я убил обезьяну. Не трогают. Предположим, что это обезьяна особенно умная. Не трогают. Предположим, что это обезьяна нового вида, говорящая, голая. Не трогают. Осмотрительно поднимаясь по этим тонким ступеням, можно добраться до Лейбница или Шекспира и убить их, и никто тебя не тронет, - так все делалось постепенно, не известно, когда пройдена грань, после которой софисту приходится худо». На девять десятых плохая философия?

Древнеримский поэт Плавт сказал, что «человек человеку волк». Атеист Фейербах провозгласил, что мы друг другу боги. По Дарвину же получается, что человек человеку обезьяна. Между этими выражениями нет принципиальной разницы - если такой «бог» с волчьей сущностью решил раздавить говорящую обезьяну, то какие эволюционные доводы можно привести, чтобы он этого не совершал? Нельзя! А почему нельзя? Это безнравственно! А что такое нравственность и кто ее придумал? Кто изобрел нравственно­этические критерии и рамки? Неандерталец или кроманьонец? А как это стыкуется с основным эволюционным движущим фактором - естественным отбором, при котором выживает сильнейший?

Не забывайте, что палка в руках предка была не только первым рацпредложением, облегчающим добычу бананов, но и грозным оружием. И сама логика, начинавшая дружить с приматами, подсказывала, что, чем увесистей и сучковатей, тем грозней. А борьба точилась за обладание пресловутыми бананами и самками (chercher la femme); политические мотивы появились позже, как и идея феминизма. Понятное дело, когда в ход шла дубинка, а позже и каменный топор, а позже и автомат Калашникова (это ж надо так увековечить свое имя!), то выживал сильнейший (удивительно, конечно, почему все еще встречаются добродушные особи и им даже удается жениться). Итак, сильнейший, то бишь самый хитрый, расчетливый, наглый, жестокий оставлял потомство - видимо, это, согласно теории эволюции, следует считать совершенствованием человека. Поэтому не совсем понятно возмущение при виде преступлений, войн, терроризма и жестокостей. И поэтому же неприемлемы, смешны и необоснованны попытки всяких миротворцев вмешаться в естественный ход вещей и остановить эволюцию на самом интересном месте. Им это все равно не удастся, локомотив разгонялся миллиарды лет и теперь мчится на всех парах. Это было бы смешно, если бы оставалось только голой теорией и игрой ума, а не принесло столько горя и страданий.

Фашизм и коммунизм с миллионами уничтоженных жизней, Пол Пот, целенаправленно убивший треть взрослого населения Кампучии - это уже кровавая практика. Если мы оглянемся назад, то увидим ряд идеологов войны. Геббельса, автора концентрационных лагерей (кстати, с трудом пережившего зрелище расстрела нескольких десятков человек). Ленина, Маркса, Энгельса, Ницше («Отказаться от войны, значит отказаться от жизни в большом масштабе»), и других апологетов безнравственности. Ленин, например, считал добром то, что служило на благо революции, соответственно, злом - все противоположное, поэтому физическое устранение носителей зла (священнослужителей, инакомыслящих и просто попавших под руку) было сплошным добром. И так дойдем до самого Чарльза Дарвина, вооружившего их всех идеей естественного отбора, с которой все и началось.

Но, помимо логики и разума, есть еще и сердце (имеющее, по словам Паскаля, аргументы, неизвестные разуму), совесть, заложенная Богом. Откуда, кстати, при естественном отборе у выжившего сильнейшего могла возникнуть совесть? Ведь она же не кусочек мозга, иначе как объяснить пропажу ее у кой-кого без всякой лоботомии. Человеку изначально присуще священное отношение к жизни и свободе личности, и в христианстве оно находит обоснование.

Библия говорит, что человек человеку брат, так как все мы имеем одного Отца. Просто часто мы выступаем в роли плохих детей и злых братьев. Бог вложил вечность в наши души, вложил желание Его, стремление к свету (потому томится человек, находящийся в греховной тьме). Он дал моральные ограничения, призванные оградить человечество в целом и каждого человека в частности. Оградить от духовной деградации и спасти от проказы, разъедающей душу - ведь грех не только вредит тому, против кого он был направлен, но и разрушает сделавшего его. Бог, сотворивший нас, давший свободу и нравственный закон, будет требовать ответа за каждый прожитый нами миг жизни.

Только в Боге все обретает смысл и значение. В Нем же выражение „человек человеку брат” перестает быть пустым звуком, а обрастает плотью и обретает силу.

P. S. Перечитайте еще раз цитату Нобелевского лауреата, французского писателя Франсуа Мориака, взятую эпиграфом. Ведь он абсолютно прав. Наблюдая совершенство и мудрость во Вселенной, проще поверить в то, что это результат действий Высшего Разума, чем в то, что все произошло само собой.